Posts Tagged ‘Синтия Хэвен’

Another excerpt from Everything Came to Me at Once: A Life of René Girard – this time from the chapter called “Mankind Is Not So Kind” (Человечество не очень человечно). The excerpt appears in Colta,  Russia’s online equivalent of the New York Review of Books. Many thanks to editor, publisher, poet and journalist Maria Stepanova (we’ve written about her here and here). And thanks to the skillful translation of Svetlana Panich.

René Girard (1923-2015) began as a literary theorist was fascinated by everything. History, anthropology, sociology, philosophy, religion, psychology and theology all figured in his oeuvre. As I wrote in his obituary here:

International leaders read him, the French media quoted him. Girard influenced such writers as Nobel laureate J.M. Coetzee and Czech writer Milan Kundera – yet he never had the fashionable (and often fleeting) cachet enjoyed by his peers among the structuralists, poststructuralists, deconstructionists and other camps. His concerns were not trendy, but they were always timeless.

In particular, Girard was interested in the causes of conflict and violence and the role of imitation in human behavior. Our desires, he wrote, are not our own; we want what others want. These duplicated desires lead to rivalry and violence. He argued that human conflict was not caused by our differences, but rather by our sameness. Individuals and societies offload blame and culpability onto an outsider, a scapegoat, whose elimination reconciles antagonists and restores unity.

Non-Russian speakers will have to wait for the Englishh edition, which will be out in April (but available for pre-orders here). Meanwhile, for all my Russian friends…

«Линчевание узнается по запаху», — сказал как-то Жирар, походя упомянув в разговоре роман Фолкнера. Эту непривычно жесткую фразу он произнес с несвойственным ему отвращением. Что имелось в виду, не уточнил, но друзья рассказали, что 1952—1953 годы, которые он провел на сегрегированном американском Юге, были для него сущей мукой. Кое-кто полагает, что именно там родилась его идея «козла отпущения», но это явная натяжка, к тому же недооценивающая его гениальную интуицию, которая сплетается со множеством наблюдений и научных находок в мощную теорию, описывающую положение человека и дающую ключ к нашему прошлому, настоящему и будущему. Эти идеи Жирар окончательно сформулировал уже после того, как книга «Обман, желание, роман» заявила о себе в литературном мире. «Я прожил год в Северной Каролине. — вспоминал он позднее. — Это было не худший штат на Юге, но полностью сегрегированный и довольно консервативный». Говорил об этом Жирар без сожаления: его завораживало буйство зелени, однако можно предположить, что роскошная краса этих мест только усиливала когнитивный диссонанс.

Жирар — не «певец природы», поэтому его описания Юга довольно резки. Он честно признавался, что новое место — «окруженная соснами глиноземная местность в центре огромного табачного региона, утыканного просторными сараями, в которых складывали на просушку огромные светлые листья» — доставило ему больше удовольствия, чем Индиана, но удовольствие, по его словам, оказалось сугубо чувственным:

«У меня остались очень яркие воспоминания о первом пребывании на юге Соединенных Штатов: ошеломляющее буйство цветов по весне, райские картинки пригородов, разбросанные пестрыми букетами и окруженные вековой листвой крошечные дома, похожие на новые игрушки, роскошные сады за домами; огромный эркер в гостиной, откуда открывался вид на синевато-зеленое мелколесье… Казалось, что меня, словно в научно-фантастическом рассказе, выбросили в капсуле в сияющий мир, где есть все знакомые нам соблазны, но они гораздо сильнее и лучше упорядочены».

О расовых отношениях он говорит, скорее, иносказательно и обтекаемо:

«Но как только наступало лето, на вас проклятием обрушивалась невыносимая жара. Мучились от нее не только физически; для меня эти страдания были неотделимы от того расового недуга, который всегда терзал эту землю и не стал слабее с тех пор, как о нем рассказали великие писатели Юга, прежде всего, Фолкнер. Я не разделяю склонность некоторых критиков сводить все к чисто литературным конструкциям: достоинство литературы в том, что она улавливает смыслы, которые уже разлиты в мире и не дают покоя именно потому, что большинство людей отказываются над ними думать. Помню, какой скандал разразился в Конгрессе, так и не сумевшем ратифицировать по умолчанию обязывающий на федеральном уровне закон, какой гарантировал бы полную справедливость во всем, что касалось судов Линча».

Read the rest here.